Первая Зингер
В одном старом-старом немецком городе, на старом-старом механическом заводе родилась швейная машинка. Родители очень радовались её появлению и назвали красивым именем Зингер. Вероятно, они надеялись, что их машинка, работая, станет петь красивые песни…
Родителям очень не хотелось расставаться с Зингер, но швейные машинки, как и прочие аппараты и механизмы, появляются на свет уже взрослыми и сразу после рождения должны работать. Надо сказать, что Зингер была первой в мире швейной машинкой, и родители очень ей гордились, да и было чем! Малышка не только отлично работала, но и была хороша внешне. Её никелированные детали поблёскивали; изящно изогнутый стан был украшен гербом её родного завода; ручка, корпус и крышка были выточены из карельской берёзы, покрыты лаком и разрисованы орнаментом из сусального золота.
Зингер чувствовала, как её любят родители, как заботятся о ней, и тоже очень гордилась собой. Но, хотя она и считалась достаточно взрослой, умом Зингер особо не отличалась. Весь её мозг заключался в маленьком устройстве, расположенном в деревянном корпусе и называемом челноком, который время от времени вынимался, что тоже не способствовало развитию интеллекта Зингер.
Она любила в свободное время помечтать о своём прекрасном будущем, в котором, несомненно, её ждёт достойная партия (о чём позаботятся родители), и её по-прежнему будут холить и лелеять, стирая пыль с её стана мягкой ветошью и смазывая детали душистым маслом, не перегружая грубой работой.
Но наши мечты в юности редко совпадают с реальностью… Однажды, когда Зингер сладко дремала под своей узорчатой крышкой, её запаковали в большой ящик и увезли в другой город, не дав попрощаться с родителями. В пути она проснулась и не поняла, что происходит, — её коробку грубо трясли, мотали из стороны в сторону, так что у Зингер даже закружилась голова.
— Ах, что происходит? Нельзя ли поосторожнее? Моё сусальное золото! Оно может облететь! Кто возьмёт меня тогда? Мои детали могут помяться, и я не смогу работать!
Наконец Зингер поставили на ровное место и оставили в покое. Она хотела ещё немного подремать, но в это время с неё сняли крышку, и она едва не ослепла от яркого света — на её родном заводе всегда царил полумрак.
— Ах, что опять такое? Где мои родители? Куда я попала? — заволновалась Зингер.
Но люди вокруг стали её хвалить, они гладили стан, заглядывали в корпус, крутили барабан. Потом принесли кусок тонкой ткани, установили иглу… Зингер поняла, что здесь тоже все восхищаются ею.
— Пожалуйста, вы хотите проверить, как я работаю? Только прошу вас, поосторожнее: мои сусальные узоры… И ручку не дёргайте грубо…
Для Зингер началась новая жизнь у чужих людей. Работать ей пришлось немного больше, чем дома; но всё-таки она любила своё дело, и труд не был ей в тягость. Хозяйка заботилась о ней, накрывала на ночь красивой вышитой салфеткой, вовремя стирала пыль с неё и смазывала детали душистым маслом. А что ещё надо швейной машинке для счастья?Казалось, все мечты её сбылись и так будет вечно. Не нравилось только Зингер, что ребёнок дёргает её ручку, когда не видит хозяйка…
Однажды всё изменилось — целую неделю Зингер не снимали с полки и не вытирали с неё пыль. Наконец хозяйка вспомнила о ней, поставила на стол, протёрла и села за шитьё. Но шов получался неровным, и с её лица непрерывно стекали слёзы и капали на иголку.
«Ах, как же она неосторожна! — вздыхала Зингер. — Мне конечно, жаль её, но так и заржаветь недолго!»
На другой день пришли какие-то люди и унесли Зингер в другой дом.
Зингер была поражена: она была уверена, что таких, как она, больше нет на свете; но в комнате уже стояло несколько швейных машинок, похожих на неё как близнецы! Только они были помоложе неё.
— Здравствуйте, сестрички… — робко обратилась к ним Зингер…
— Тоже нашлась сестрица! — зафыркали машинки. — Притащили старуху! Точно мы сами не справляемся с работой! Да знает ли она что-либо о тенденциях и трендах сезона?
Зингер совсем оробела: таких слов она никогда не слышала! Но тут пришли портнихи и уселись за машинки. Та, которой досталась Зингер, прежде чем начать шить, протёрла её мягкой ветошью и смазала все детали. Благодарная Зингер в ответ показала всё, на что была способна. Каждый день она старалась от души, но работать приходилось от зари до зари без отдыха, и ткани ей доставались такие грубые, что иголка с трудом пробивала холст.
Время тоже делало своё дело: детали Зингер стали ржаветь, как за ними ни ухаживали; сусальное золото с её боков облупилось… А в один далеко не прекрасный день в комнату доставили прекрасную юную незнакомку. Её тонкий стан покрывала светлая эмаль, и к тому же блондинка была встроена в полированный столик с колёсиками.
Её окружили, закричали восторженно:
— Электрическая! Наконец-то! Посмотрим, на что она способна!
…Несколько дней Зингер простояла забытая в тёмном чулане вместе со своими сёстрами.
— Что же с нами будет теперь? — волновались машинки. — Говорят, теперь везде электричество! Посмотрите, вон и керосиновая лампа в углу валяется.
«Как же так? — тосковала Зингер. — Неужели обо мне никто не позаботится? Я ведь не то, что какая-то керосиновая лампа! Я — первая Зингер, я — лучшая из Зингеров! Они не имеют права так со мной обращаться!»
Пришли люди, вынесли из чулана весь старый хлам, покидали в машину и вывезли на свалку…
— Крышка, где моя крышка? — кричала Зингер. — Я ведь промокну и заржавею!
Но никто не слышал её…
Моросил мелкий дождь, Зингер дрожала от холода и обиды… Потом свалку накрыл снег…
Весенние лучи растопили снег; птицы, свившие гнездо в игольном ящичке, вывели птенцов. Зингер не радовалась весне и теплу.
— Что с того? Я всё равно никому не нужна…
Как-то раз у свалки остановилась машина, из неё вышли люди; один из них подошёл к Зингер, нагнулся над ней:
— Посмотрите: почти такая же машинка была у моей бабушки!
Он приподнял металлический корпус Зингер:
— Не может быть! Тут номер: 1! Это же первая швейная машинка, выпущенная Зингером! Это единственный экземпляр, отделанный сусальным золотом! Ей место в музее!
— Ах, что вы от меня хотите… — бормотала Зингер. — Я уже ни на что не способна. Дайте мне умереть спокойно.
В музее Зингер почистили, восстановили украшения из сусального золота и поставили на стол в центре большой светлой комнаты.
«Неужели они хотят, чтобы я снова работала? — переживала Зингер. — Но ведь у меня нет ни одной целой детали!»
Но её не беспокоили; лишь время от времени стирали пыль, как в старые добрые времена. В музее было тихо, приходили люди и смотрели на Зингер. И она опять загордилась собой.
— Да, это я была первой! Конечно, я не так молода, как прежде, но обратите внимание: на мне тот же узор из сусального золота! Я не могу работать, как в молодости, но я многое могла бы порассказать о былом! Я ведь помню кайзера Вильгельма и императора Николая…
Зингер по-прежнему стоит в том старом-старом музее старого-старого города; вы можете подойти к ней поближе, и она поведает вам о тех далёких временах, когда люди вечерами зажигали керосиновые лампы и в тишине читали детям сказки Андерсена…
(Ольга Лемесева).
